На портале Охотники.ру опубликована статья члена Международного сафари-клуба, режиссёра документального кино, академика Российской и Европейской киноакадемий Сергея Ястржембского о своём личном видении настоящего и будущего охоты, в преддверии его нового документального фильма «Надежды выстрел» об истинной роли охоты в устойчивом использовании возобновляемых ресурсов и сохранении биологического разнообразия. На мой взгляд, обсуждение в среде охотоведов и профессиональных работников охотничьего хозяйства будет весьма полезным автору при сборке фильма, который рассчитан на широкую аудиторию, включая российских политиков, в большинстве своём воспринимающих охоту как забаву, а не как отрасль экономики.
Фото В. Верташ
Итак, вопрос первый, в чём причина колоссального отставания России в объёмах легальной добычи охотничьих ресурсов в сравнении с европейскими странами, США, Канадой, Новой Зеландией и даже крошечной Латвией? На мой взгляд, простого ответа нет, так как современная охота в России это сложное явление, закрытое пеленой обывательских заблуждений, ложных стереотипов и элементарного невежества. Аналогичный вопрос можно поставить по целому ряду отстающих российских отраслей, но сотрясать воздух в этом логическом направлении не вижу смысла. Каждый здравомыслящий человек понимает, что необходимость кардинальных перемен в системе государственного управления созрела ещё пятнадцать лет назад, и мы не стоим на месте, а стремительно деградируем. Я начал свою трудовую деятельность в госохотнадзоре в 1992 году и отвечаю за своё утверждение.
Фото В. Верташ
Начну с аналогии восприятия сложного. Допустим, вы охотовед, работающий в отрасли 30 и более лет. Обладая «трёхмерным» восприятием системы охотничьего хозяйства, вы видите охоту, как сложное социальное, экономическое и экологическое явление образно, в виде трёхмерной пирамиды с квадратным основанием. А теперь представьте, что подавляющее большинство обывателей и политиков, далёких от охоты, видят эту сложную геометрическую фигуру со стороны её основания, и совершенно уверены, что это квадрат. Попробуйте убедить их в обратном при их двухмерном восприятии явления, где только две оси координат: милые зверюшки и люди убийцы.
Сами охотники, даже весьма продвинутые, видя этот объект с одной из боковых граней и для них это однозначно треугольник. Оттого что обыватели видят эту же фигуру квадратом, охотников просто бесит, и они в толк не возьмут, как можно треугольник видеть квадратом! Разное видение этого явления чиновниками, экологами, зоозащитниками, зоорадикалами суть происходящего не меняет и проблему усугубляет.
Фото Н. Лопан
Сергей Ястржембский вольно или невольно оказался на передовой линии столкновения взглядов людей с разным уровнем восприятия. Как открыть всем третье измерение в восприятии охоты, как сложного явления? Как выстроить подачу визуального и смыслового материала, чтобы зрители фильма задумались? Это сложная творческая задача, с которой я желаю автору справиться и предлагаю нам, профессиональному сообществу, ему в этом всячески помогать.
Я несколько дней размышлял над его статьёй. Чем больше я думал, тем больше добавлялось треугольных граней, а дно пирамиды из квадрата превратилось в многоугольник и в этом сложном объекте, видимо, нет второстепенных граней, но есть основание – концептуальная, экономическая и организационная модель охотничьего хозяйства.
Мои рассуждения строятся на том, что даже в наше, вполне сытое, время охота - это не забава чудаков, а перспективная составляющая экономики. В соответствии с Общероссийским классификатором видов экономической деятельности охота имеет равное значение с сельским, лесным и рыбным хозяйством. Примечательно, что отдельными кодами выделены смежные с животноводством виды деятельности по разведению пятнистых оленей и ланей (01.49.42) разведение благородных оленей (01.49.43), производство пантов оленей (01.49.44).
Фото Н.Лопан
ОКВЭД 01.70 Охота, отлов и отстрел диких животных, включает предоставление услуг в этих областях:
- охоту, отлов и отстрел в коммерческих целях;
- отлов и отстрел животных для получения продуктов питания, шкур, кож или для использования в исследовательских целях, в зоопарках или в качестве домашних животных;
- производство пушнины, кожи пресмыкающихся, птиц в результате охоты или отлова животных;
- наземную ловлю морских млекопитающих, таких как морж и тюлень;
Эта группировка не включает спортивную и любительскую охоту и предоставление услуг в этих областях (ОКВЭД 93.19, раздел Деятельность в области спорта, отдыха и развлечений).
По моему мнению, исключение спортивной и любительской охоты из раздела 01.70 отражает путаницу в головах министерских чиновников относительно сути этого вида экономической деятельности. Отнесение охоты к разделу прочей деятельности в области спорта весьма сомнительно, так как российская любительская и спортивная охота имеет коммерческую составляющую для охотпользователей и подразумевает предоставление соответствующих услуг. Что это за спорт, в результате которого "спортсмен" получает продукцию для личного потребления?
Кроме прочего, роль охотничьего хозяйства закрепляется в Доктрине продовольственной безопасности РФ. В части стратегической цели и основных задач сказано: «Исходя из требований продовольственной независимости основными источниками пищевых продуктов является продукция сельского, лесного, рыбного, охотничьего хозяйств, а также продукция пищевой промышленности».
Попытки оценить суммарный годовой оборот в охотхозяйственной сфере предпринимались при разработке Стратегии развития охотничьего хозяйства в Российской Федерации до 2030 года: «Стоимостная оценка охотничьих животных, обитающих на территории Российской Федерации, превышает 87 млрд рублей. Суммарный годовой оборот в сфере охотничьего хозяйства Российской Федерации оценивается в 80 - 100 млрд рублей, из которых 16 млрд рублей приходится на продукцию охоты и услуги в этой сфере».
Оборот 100 млрд рублей это много? С чем сравнить? Предлагаю сопоставить с нашим фондом национального благосостояния. Заходим на официальный сайт Минфина и видим, что по состоянию на конец 2014 года (так будет корректнее) мы имели 3 944,13 млрд рублей, а начинали в 2008 году с 783,31 млрд рублей. Сто миллиардов для оборота небольшой отрасли это прилично, но если прибавить оборот в сфере торговли охотничьим оружием, соответствующего снаряжения, оборудования, техники – получится совсем другая и более весомая цифра. И это именно так работает в развитых экономиках.
Фото Н.Лопан
Здесь я перехожу к первому, краеугольному вопросу: где отраслевое управление охотничьим хозяйством? Есть виды экономической деятельности, которые формируют основные направления производства продукции и услуг в сельском, лесном и рыбном хозяйстве, которые имеют отраслевые органы управления и только охотничье хозяйство не имеет такого полноценного органа. Нет отраслевого управления - нет отрасли. Велика ли в этом проблема? Отвечу, что велика! Конфликт интересов отраслей существует, и если отсутствует управление, то и нет сдерживающих механизмов принятия решений, ущемляющих интересы отрасли и препятствующие её дальнейшему развитию. В России нет государственного органа, управляющего огромными общедоступными охотничьими угодьями и защищающего интересы охотпользователей – производителей продукции охотничьего хозяйства и услуг в этой сфере.
К примеру, практика запрещения охоты в целях пожарной безопасности - это что? Это уже норма! Ограничение целого вида экономической деятельности (охота) в интересах лесного хозяйства – это полный абсурд с точки зрения управления экономикой. В понимании большинства российских губернаторов запрещение охоты – это всего лишь сокращение числа полупьяных граждан, легально бегающих с ружьями и попутно поджигающих леса. Я представляю, что скажет министр сельского хозяйства, если с наступлением пожароопасного периода запретят проведение посевных или уборочных работ в интересах лесного хозяйства. А чем это абсурдное действие отличается от запрещения сразу же нескольких видов охоты с автоматическим блокированием предоставления услуг в этой сфере? Это что, вообще, такое?
Другой пример. Концепция Федерального закона «Об охоте» № 209-ФЗ подразумевает охотпользование – как инвестирование частного капитала в охрану и воспроизводство охотничьих ресурсов, которые являются государственной собственностью. Второстепенной, но важной задачей признаётся развитие объектов охотничьей инфраструктуры. Это на бумаге. На практике возведение любого объекта охотничьей инфраструктуры на землях гослесфонда фонда упирается в сложнейшие бюрократические процедуры выстроенные лесниками аналогично деятельности по заготовке древесины.
Фото Н.Лопан
Оформления договора аренды лесного участка даже площадью 0,1 га непосредственно для возведения временного строения занимает более года, а государственная пошлина за регистрацию этого договора в два раза, превышает стоимость самого объекта. Далее, по действующим нормативным документам вас обложат такими обязательствами, что любой разумный человек в будущем откажется от мысли дальнейшего развития объектов охотничьей инфраструктуры. К примеру, по нормативам Рослесхоза вы обязаны иметь пять ранцевых огнетушителей даже при аренде 0,1 га и это ведомство совершенно не волнует, что у большинства охотпользователей всего два или три штатных работника вместе с директором.
Проект освоения лесов, как обязательный документ, форма которого утверждена Рослесхозом, представляет собой около 100 страниц с пустыми таблицами, не имеющими отношения к охотничьему хозяйству. И дальше таких примеров можно приводить сколько угодно, сила мелочей в их количестве.
Фото Н.Лопан
Российский опыт ведения охотничьего хозяйства в последние 20 лет убедительно доказывает, что земли гослесфонда однозначно рассматриваются только как площади для получения древесины. Лесное ведомство не волнует, что лес — это не только среда обитания диких животных, но и производственная территория смежной отрасли – охотничьего хозяйства. Охотпользователи не должны платить аренду за использование земель лесного фонда, так как они уже инвестируют значительные средства в охрану и воспроизводство возобновляемых природных ресурсов. В противном случае логично поставить вопрос об арендной плате для лесохозяйственных предприятий за использование среды обитания охотничьих ресурсов, являющихся государственной собственностью.
Фото Н.Лопан
Переходя к многочисленным граням сложного явления охота, хочу обратить внимание читателей на приведённые Сергеем Ястржембским примеры раскрывающие влияние местных общин на положительный эффект рационального использования природных ресурсов.
Есть двенадцать принципов устойчивого охотпользования сформулированные в Европейской Хартии охоты и биоразнообразия, которая была принята в 2007 году. Это хорошо отработанный документ, в подготовке которого принимали участие Международный союз охраны природы (МСОП), Федерация охотничьих и природоохранных ассоциаций Европейского союза (FACE) и Международный Совет по охране дичи и дикой природы (СIС).
Примеры, выбранные автором для его фильма – это истории успешной реализации восьмого принципа этой хартии: наделять местных заинтересованных лиц полномочиями с возложением на них ответственности.
В руководящих обоснованиях этого принципа указано, что охрана природы укрепляется, если органы власти и менеджеры продвигают и облегчают децентрализованное управление видов, популяции которых стабильны или увеличиваются на локальном или региональном уровне. Необходимо наделять правами и обязанностями в этом децентрализованном процессе местных заинтересованных лиц, особенно охотников. Важно продвигать модели, которые гарантируют равноправное распределение выгод среди групп пользователей, включая охотников.
Роль охотников в этом процессе заключается в осознании собственной значимости, понимании методов охраны природы и деятельное участие в практическом управлении и природоохранных мероприятиях.
Охотпользователи и другие операторы, задействованные в сфере услуг или туризма должны признавать культуру, традиции и потребности местных жителей, вовлекать их в свою деятельность и избегать конфликтов.
А теперь сравните суть этого важнейшего принципа с концепцией нашего Федерального закона «Об охоте». Ничего подобного вы не найдёте ни в региональном законодательстве, ни в Стратегии развития охотничьего хозяйства в Российской Федерации до 2030 года.
Фото Н. Лопан
О роли трофейной охоты. Наша позиция должна опираться на программные документы Международного союза охраны природы (IUCN). Эта авторитетная организация, имеющая статус наблюдателя при Генеральной Ассамблее ООН. Она основана в 1948 году, объединяет 82 государства (в том числе и Российскую Федерацию в лице Минприроды РФ), 111 правительственных учреждений, более 800 неправительственных организаций и около 10 000 учёных и экспертов из 181 страны мира. С 1963 года МСОП ведёт международный список видов животных и растений, находящихся под угрозой (Красная книга). С 1979 года МСОП ввёл, а в 1994 году усовершенствовал систему, по которой все охраняемые территории планеты были классифицированы по целям их создания и управления.
В структуре МСОП функционирует несколько комиссий, одна из них по выживанию видов (Species Survival Commission). Она советует Союзу относительно технических аспектов сохранения диких животных и мобилизует действие для видов под угрозой исчезновения. Комиссия составляет Красный Список исчезающих животных.
В 2012 году в Руководящих принципах Комиссии по выживанию видов МСОП дано определение термина «трофейная охота». Этот вид охоты:
- с высокой ценой за право добычи животного с особыми «трофейными» характеристиками и приобретения уникального охотничьего опыта;
- с малым объёмом изъятия;
- является частью мероприятий и программ, реализуемых законными организациями;
Наши аргументы основаны на положениях руководящих принципов Комиссии по выживанию видов «Трофейная охота как механизм стимулирования природоохранной деятельности»:
1) рациональное использование и долговременная охрана диких животных не противоречат, а взаимно дополняют друг друга, вместе составляя то, что, по определению МСОП, и является сохранением природы;
2) с биологической точки зрения, регулируемая трофейная охота не имеет серьёзных последствий;
3) трофейная охота даёт чрезвычайно высокие доходы при минимальном изъятии животных – обычно стареющих самцов, а также животных с аномальными трофеями.
4) полный запрет охоты лишает диких животных экономического значения для местных жителей;
5) трофейная охота генерирует и поддерживает глобальную индустрию охотничьего туризма, который даёт значительный толчок к экономическому и социальному развитию удалённых и слаборазвитых сельских регионов;
6) трофейная охота приносит прибыль там, где невозможны такие альтернативы, как экологический туризм.
7) трофейный охотничий туризм позволяет избежать большинства проблем, вызванных экотуризмом, так как охота может обеспечить крупные финансовые инвестиции с относительно низкими потребностями дополнительной инфраструктуры;
8) присутствие операторов трофейной охоты сокращает браконьерство;
9) трофейная охота включает большинство сложных видов охоты и привлекает возможностью получения уникального опыта. Это повышает культуру охотника.
Я разделяю позицию и озабоченность Сергея Ястржембского относительно сформированного имиджа охоты и охотников в глазах большинства населения. Это отдельная тема для серьёзной полемики, которая многим коллегам не понравится, но мы должны принимать реалии и действовать адекватно сложившейся ситуации.
Фото В. Верташ
Касаемо североамериканской модели. Для осознания насколько мы отстаём, дополню автора статистикой о количестве участников охоты в США с 2006 по 2018 год в возрасте от шести лет и старше. В последние годы это более 15 млн человек. В отчёте службы по рыбе и дикой природе указано, что 101,6 миллиона американцев — 40 процентов населения страны в возрасте 16 лет и старше, участвовали в связанных с дикой природой мероприятиях в 2016 году, таких как охота, рыбная ловля и наблюдение за дикой природой. Почему там понимают этот внутренний резерв экономики, а у нас нет? Почему там понимают необходимость вовлечения детей в охоту и рыбалку, а у нас нет?
Я в очередной раз перечитал и мысленно поблагодарил Сергея Матвейчука за перевод статьи заслуженного профессора экологии, Университета Калгари (Канада, Альберта) Валериуса Гейста «Триумф общин» (Охота – национальный охотничий журнал, июль 2009). Не менее полезным является и его комментарий «Североамериканская модель в теории и на практике» (Охота – национальный охотничий журнал, август 2009) с преломлением к российским реалиям. Вместо заключения автор пишет: «Ограничусь здесь одним наблюдением, предварительно итожащим изучение мирового опыта: сопоставление западных, в том числе европейских, усилий и российских реалий приводит к мысли, что мы движемся в противофазе, тропим в пяту». И далее: «Главное, что настораживает – тщательное сопоставление западных и российских тенденций не выявляет ни одного значимого аспекта, в котором векторы движения совпадали бы, сближались или, хотя бы, составляли перпендикуляр. Даже с африканскими странами нас сближает развитость коррупции, но не концепции». Понимаете? Есть успешный опыт, есть результаты несопоставимые с нашими «достижениями» и есть движение в диаметрально противоположном направлении. Сказки про наш особенный путь здесь уже не работают, мы либо отстаём от развитых охотничьих стран минимум на сто лет и тупо повторяем их ошибки, либо действительно движемся в ошибочном направлении.
На мой взгляд, важной частью в русской версии нового фильма Сергея Ястржембского должен быть публичный вопрос: зачем и в каком направлении мы движемся?
Комментариев нет.